Недосказанное

Старика, этого я заприметил полгода назад.  он приезжал и парковал машину где-то в трёх-четырех метрах от меня. Стройный, подтянутый для своего возраста, он выходил из своей тойоты в безупречно отглаженных брюках, тканью под джинсу - дескать и он не чужд моде. Идеально выглаженной рубашке в тонкую серую полоску. До сумасшествия блестящие туфли - такие, я видел в последний раз только у моего покойного отца, когда я их надраивал перед его важными встречами.  Мне почему-то казалось, что мой отец должен выглядеть респектабельно, это уже потом я забирал у него галстуки из "Каштана" и одевал их в школу. Серая матерчатая кепка, сидит идеально, словно шили под заказ. Одет и выглядит старик безукоризненно. Как сказала бабушка - чистюля, да и выправка у него, подтянут. Подходит к своим могилам и дальше начинается, то ли диалог, то ли монолог. Он ходит, взад-вперёд, как профессор по кафедре, перед аудиторией студентов. Начинает жестикулировать, машет руками, периодически говорит громко, тихо, иногда снова громко. потом шепот, умоляющие интонации сменяют назидательные, а те в свою очередь высокомерные, чтобы в свою очередь смениться осуждающими, меняется язык... Я слышу идиш, потом польский и кажется мадьярский. Идёт незримый диалог с участием собеседников, которые иногда соглашаются. Потом возражают и где-то в какой-то отдаленной точке приходят к взаимопониманию. Как много было сказано, непонятно и не сделано им или его собеседниками, когда они были вместе. Какие радости или наоборот обиды носит в сердце этот человек? Кто они? Родители или покойная жена? Может дети, упаси Б0г? Почему он говорит с ними сейчас, когда они надежно укрыты от палящего солнца каменной плитой и почему это нельзя было сделать, когда они были живы? Что помешало - поговорить, поздравить, сделать вместо не позвонить, не поздравить, не сделать? Лень и трусость, возведённая в осторожность, как у меня... Неверие, что наступит завтра и будет только сегодня - я в это верил. Неприлично подглядывать за поведением другого на кладбище - чересчур интимно. Здесь, в окружении могильных плит, под их защитой, мы можем побыть хоть немного сами собой, без масок и не тех одноразовых масок, которые прикрывают половину лица последние пару месяцев, а масок, которые мы носим многие годы и в определённый момент они стали частью нас, а некоторых из нас даже подменили. Как много несказанного и недосказанного, не сделанного, не поздравленного витает в кладбищенском воздухе. Как много здесь вопросов к Б0гу и тем, кто не могут ответить...

 Я могу только догадываться, мы живём так мало, так коротко и не всегда счастливо или так, как нам бы хотелось. Мне гораздо проще, мой диалог более краток и совсем не эмоционален, я всё сказал, что хотел ещё тут. Есть мелочи, но договорю там. Его бормотание стихает, читает кадиш и идёт к машине, тяжело дыша. По дороге, если мы встречаемся, раскланиваемся, как старые знакомые, он прикладывает два пальца к козырьку кепки и как два галантных пана, совершивших променад, мы разминаемся и ныряем в нутро автомобилей, чтобы скорее включить кондиционер и нацепив наши маски уехать отсюда, где мы были какие-то четверть часа сами собой.

Tel-Aviv 2020