Улица апельсиновых долек

День какой-то выдался невесёлый даже по виду - за окна сплошная желтизна и пыльная буря, даже не разберёшь, толи холодно, толи жарко, толи вообще никак. Никак, скорее всего. Какое-то чувство, словно Время взяло себе на время выходной. И пока получаешь задание, ехать к какому-то клиенту на север, в 20 км, то думаешь может оно и к лучшему - здание фирмы устроено так, что в нём теряется чувство времени, а Время итак сегодня взяло выходной. Иди знай, куда я могу выйти... Может зайду на работу, а выйду лет через 25. К счастью, начальник - кормилец и благодетель, не забыл о моём существовании и сообщил, что ждёт меня особо важный, а никак не иначе, клиент и может я потороплюсь, чтобы успеть вовремя, так как у него один из компьютеров никак не подключается к сети, а в доме их около дюжины. Короче, дали мне адрес - какое-то поселение, но вот точного адреса - улицы и дома, как-то в базе данных не оказалось. Впрочем, ничего удивительного нет - адрес-то домашний, а не рабочий, а дом - моя крепость. С ростом технологий, все стали почему-то все более интимнее относиться к своему личному, так сужающемуся пространству и уже есть телефон - рабочий и телефон домашний, а иногда есть номер телефона ну для самых близких.

Такими судьбами я оказался за рулём "мазды" и направился на север Израиля, в 20 км от моей работы. Может где-то для США или Германии, 20 км это и не расстояние вовсе, но с израильскими пробками на дорогах, это же расстояние смело можно умножать на три, а то и на четыре.

Ветер поднимал песок в воздух и всё приняло какой-то желтоватый-нездоровый оттенок, какой-то траур настроения, меланхолия... Сегодня день ШОА - памяти уничтоженных евреев Европы. Мысли крутятся в голове, поскольку не думать ты не можешь - чтобы было, если бы не было, если бы евреи не погибли, а существовал бы Израиль? А был бы я сейчас один, может у меня была большая семья - двою родные, троюродные или какие-то другие браться и сестры, которые просто не родились, потому что их бабушки и дедушки, были уничтожены.

Может быть я жил бы сейчас в США, если бы отец уехал в 70-ые годы и не скучал бы сейчас по тому метафизическому Львову, который так упорно не выходит из моей памяти. Без одной минуты десять, я заглушил мотор, включил "аварийку" и вышел из машины - благо находился на перекрёстке Раанана и на горизонте маячили башни израильского хайтека, известные в мире бренды, основа благоденствия Израиля и демонстрация того, что евреи лопатой давно не работают, как на заре становления страны, а работают исключительно мозгами и если создают лопату, то с моторчиком, в единственном экземпляре, а потом продают технологию толи китайцам, толи американцам, толи тем, кто готов заплатить побольше или кому она нужнее. Соседи мои покидали машины и выстраивались по сторонам - таксисты, водители минибусов, старые, молодые,  какие-то мамаши, отцы семейств, нервные менеджеры, военные... Из минибуса передо мной стали вылазить религиозные ешиботники и пока звучала серена, они все появлялись из чрева минибуса и казалось, что нет им числа. Люди стояли, каждый думал о своём, я о своей маленькой семье и тех башнях, которые не построены и не будут построены, потому что те, кто их должен был заложить погибли от рук нацистов,

их пособников из числа европейских народов и наверное, где-то, в метафизическом Израиле, существуют призраки этих башен, в них живут люди, потомки тех, кого не убили.

И я, собственно говоря нахожусь здесь абсолютно случайно - если бы не бабушкина сестра Вера, которая посадила мою бабушку в поезд, то моя мама бы скорее всего не родилась - бабушка тогда была на пятом месяце беременности, потом была эвакуация, голод, дед с войны, которого мама называла дядей. Тогда дети и не помнили своих отцов, у многих их и не было, мужчины воевали. Сирена кончается, я сажусь в машину и еду дальше, мысли не кончаются. Война и победа над нацизмом не поставила точку над антисемитизмом и ненавистью к евреям. В принципе, мне уже и всё равно, как мир относиться ко мне или к нам, главное, чтобы было побольше подводных лодок, самолётов "Адир" и сильнее армия и пускай мир живёт своей жизнью, а мы своей. Я перестал верить в перемены этого мира ровно полтора года назад- зимой 2018 года.

Съезжаю на просёлочную дорогу, какие-то сады и я в посёлке. Впрочем, посёлком это назвать трудно - богатство тут просто демонстрируется наглядно хотя бы потому, что указатель Waze привёз меня в центр посёлка, где расположен кантри-клаб. Судя по всему, главное и центральное место, времяпровождения досуга и недосуга его жителей. На парковке пару Порше, несколько bmw и mersedes. Есть машины попроще, но судя по всему - это рабочие. Чистота, достаток и длинная укрытая деревьями аллея. Единственное, что выдаёт местоположение этого посёлка в Израиле, это номерные знаки и государственные флаги, развешанные вдоль центральной аллеи по случаю наступающего Дня Независимости, а так вполне милое европейское или американское местечко. Многие в Израиле знают и на слуху Кейсария и Совиньон, но есть десятки гораздо менее известных мест, где живёт публика, которая являются топ-менеджерами, директорами и владельцами тех бетонно-стеклянных башен, которых я миновал минут десять назад, по дороге.

Сижу на парковке, заглушив мотор. Первый звоню клиенту - не отвечает. Жду минут десять и снова повторяю. Так несколько раз, наконец набираю шефа и сообщаю ему, что абонент недоступен и хочу выслушать его предложения. Он обещает дозвониться сам или узнать адрес, а мне набраться терпения и ждать. Терпения у меня хватает -деревья закрывают от песка, приятный свет, солнце не палит... Сидеть можно вечно или точнее до обеда - в обед должен быть на работе плов. Его почти всегда готовят в четверг, одно из любимых моих блюд, которое хорошо получается у повара Миши.

Спустя час ожидания на парковке, получаю звонок от клиента, что он живёт на улице Переулок Апельсиновых Долек и ждёт меня. Завожу мотор и вбиваю адрес в навигатор. Ноль реакции, пробую улицу, пробую переулок... Наконец понимаю, что надо к кому-то из местных обратиться за помощью.

Из двери кантри-клаба появляется блондинка в мини-джинсошортах и топике и думаю этот наряд ей бы очень подошёл, будь она лет на 20 помоложе, а вот сейчас - виден целлюлит и кожа не та. Впрочем, мне на ней не жениться. Это израильтяне, лет двадцать назад, заводили себе подобных матрёшек, главное, чтобы была блондинка. Потом мода на русских жён сошла на нет, вместе с Перестройкой и Гласностью. Примерно, как мода на пятнистых собак, после какого-то диснеевского мультфильма.

- Не подскажите, как добраться до улицы Переулок Апельсиновых долек? Как-то навигатор не находит, - с вопросительной интонацией, я обращаюсь к даме.

- Я не гаааварю по-русски, мальчик - с протяжным рязанско-французским прононсом дама открывает Порш и уезжает.

Прекрасно, вот же... Можно подумать, что я приехал в эту глухомань заигрывать с ней. Ладно первый блин комом. Дождусь кого-то другого...

Приезжает молодая пара на джипе Судзуки. Повторяю, свой вопрос, а не знакома ли им улица с таким вот милым и необычным названием. Они перебрасываются парочкой фраз между собой по-французски и вежливо сообщают, что к сожалению, впервые о такой слышат. Беру спортивные сумки и скрываются в дверях кантри-клуба. А что? День Шоа - это траур, музыка не играет, а тренироваться никто не запрещал. Всё - прилично и по закону.

Дура люкс, как говорится - 100 лет назад рабы тоже были законны. С другой стороны, если евреи начнут скорбеть по всем своим убитым, то не узнаешь той грани, когда кроме скорби у нас ничего не останется и мы не сможем двигаться вперёд. Настроение преотвратительное, просто непреодолимое желание, завести мотор, поехать домой, включить кондиционер и залезть под одеяло, а вместо этого я минут двадцать торчу возле бассейна в каком-то посёлке и не могу найти адрес клиента.

Подъезжает машина, такая маленькая аккуратная малолитражка, из которой появляются пара евреев-ашкенази преклонных годов.

- Геверет, извините, - обращаюсь к даме. - Вам не знакома такая вот улица Переулок Апельсиновых долек? Просто вот не могу найти...

- Конечно, - бодро отвечает старушка. - Это же знаменитое произведение Хаима-Нахмана Гутмана, в котором он...

Всё-таки я должен отдать должное покойным родителям и школе, книгам, прочитанным в детстве и той работой над собой, которую я сделал в последние годы - я принимаю людей, такими, как они есть и стараюсь видеть в них положительные стороны. В любом человеке ведь есть какие-то позитивные черты, просто мы не всегда обращаем внимание на них или он попадает в обстоятельства, когда они не могут проявиться.

И у меня, в силу воспитания, есть какое-то уважение к пожилым людям, тем более, в возрасте моей покойной мамы, которые застали те, страшные годы. Я учитываю, что сегодня День Катастрофы...

- Благодарю, - резко отвечаю бабушке и отхожу к своей машине, не желая слушать ни о Гутмане, ни о его творчестве. Иногда спасибо звучит так, что мат уместнее. И если бы я обматерил бабку, то по сути бы стал такой же скотиной, как и она. Да и что бы это изменило? Старуха бы пошла мочить своё естество в комфортабельный бассейн, а я так бы и остался с неработающим навигатором возле бассейна. Ну попортил бы себе ещё и нервы. Не каждая старость достойна уважения и даже если эта бабка в своё время выжила в Катастрофе, то я ей ничем не обязан. Некогда мой товарищ заявил, что противнее ашкеназийских евреев из Восточной Европы он никого не встречал. Они воспринимают весь мир, словно мир перед ними виноват. Может оно так и есть? Мне, как-то со временем, стали ближе люди, менее культурные, простые. Которые далеки от творчества гутманов... Интеллигенция, эта черта врождённая, генетическая, которая может только более или менее развиться, под влиянием социума, но никак уже не быть приобретённой. В моём простом районе, заселённом не очень богатыми людьми, как-то люди проще и добрее... И вообще, кто знает, может лет через двадцать о "Переулке Апельсиновых долек" и этом посёлке будут вспоминать исключительно из моего маленького рассказа, который я пишу сейчас или по факту, что старуха встретила в День Шоа, автора "Котов в Апельсиновом море" и это будет самое знаменательное событие за всю её жизнь? В нем будут фигурировать блондинка не первой свежести, самодовольная бабка и повар Миша, который лучше всего умеет готовить плов... Бабушке мысленно желаю справедливой подписи в Судный День, поскольку старуха видела, что я приехал на рабочей машине, что не здешний и что весь на нервах.

- Я прошу прощения, но я не могу найти ваш адрес, в навигаторе, - набираю телефон клиента.

- Все могут, - бросает он. -  Этот адрес находится в навигаторе Waze.

- Мой телефон не находит…

- Скажи своему начальнику, чтобы купил вам нормальные телефоны.

- Обязательно передам ваше пожелание, - говорю я. Телефон у меня личный, купленный за пару дней до этого, а от моего начальника тяжело получить отвёртку, дороже 20$ и я давно уже плюнул на это и пользуюсь исключительно своими инструментами.  Они мне как-то роднее и нет плохой кармы за ними.

- Езжай прямо от бассейна, потом сверни... Возле дома стоит черный "мокка".

- Спасибо, -хоть какой-то ориентир, тем более опелей в Израиле мало.

Адрес нашёлся довольно быстро, за небольшим забором пряталась комфортабельная вилла, словно из мечты моего отца. Встретила меня хозяйка, миловидная женщина преклонных годов и трое псов, которые окружили меня и не давали сначала шагнуть и метра. Вилла, была, как мечта - огромные панорамные окна, картины на стенах, какие-то статуи. Бедный папа, он так был рад бильярду и печке буржуйке на нашей даже, в Глинонаварии и вот теперь...

Спальня, нормального, а не израильского размера, когда в неё помещается исключительно кровать и шкаф, а для прохода остаётся промежуток в ширине сорока сантиметров. Туалет... Туалет, в этом поселении, думаю по цене сопоставим со стоимостью моей квартиры, но кто мне продаст один исключительно туалет, да и кому угодно, в таких вот посёлках не продают. Тут есть

комиссия, которая решает, достоин ли ты топтать своими ногами тротуары вдоль засаженных деревьями улиц и отмывать свои чресла в их бассейне. Это не вопрос денег, это вопрос престижа и репутации.

Денег хватает у многих, престижа и репутации - тут сложнее. Надо быть своим, плоть от плоти. А разве я плоть от плоти этих? Во Львове, когда казалось, что я плоть от плоти этого города, теперь он далёк от меня. Всё в прошлом, и хорошее, и плохое, и друзья, плавно перешедшие в категорию бывших.

Как много покинутых призраков моих чувств гуляют под ночным дождём по львовской брусчатке. Я оставил там и любовь, и ненависть, дружбу и вражду... Всё оставил.

- Вы хотите пить? - интересуется хозяйка, пока я работаю над её компьютером.

- Что простите?

- Пить. Может кофе или чай?

- Нет, спасибо, - в таких вот фешенебельных домах предлагают попить, от чистого сердца, а иногда в самой простой фирме и не дадут стакан воды. Пока я думаю об этом, мой взгляд упирается в рамки, в которых вставлено много фотографий. Красивая и сексапильная хозяйка, где-то 70 ые годы. А вот она девочка, а здесь где-то за границей. На лужайке. Какие-то мужчины, в белых рубашках, где-то брошенный на стул, пиджак. Неформальная обстановка, девочка, а потом и девушка с семьёй и друзьями её родителей. Это там, в масс-медиа, они владельцы банков и предприятий, костяк и элита армии, депутаты парламента, а тут они сфотографированы в гостях у друзей с их дочкой. Такие фото, неофициальные, говорят о многом. Это не официальное фото, где политик фотографируется для протокола, тут читается другое - мы, плоть от плоти этой страны, элита, вхожи и едины. Фотографии не вывешены напоказ, это личное, а значит ещё больше подчёркивает элитарность. Это сейчас те, кто, превратив еврейские мозги в силу и сконцентрировав их в хайтековских башнях из стекла и бетона приучают мир к подчинению интеллекту.

Воспитанные дети вежливо здороваются со мной, когда я выхожу с компьютером к машине. Кладу его в багажник и вижу возле ворот виллы собаку. Не знаю, бездомная она или нет - не тощая, чистая и опрятная, но без ошейника. Впрочем, это посёлок, тут всё-таки нравы свободнее, чем в городе и публика добрая. Как-то напрашивается ассоциация с собой, словно я не тощий, чистый и опрятный, но совсем несчастливый, чужой, как эта собака.

 Еду снова по тенистой аллее, мимо бассейна, перекрёстка с башнями... В голове моей буквы, как китайские танцоры, укладываются в слова, а те в предложения. Часть из того, что я хочу написать, я забуду, что-то перепишу... Я думаю о ШОА... О моём бедном отце и даче в Глинонаварии, где он был счастлив, на закате своих лет. О бедной моей маме, которая не дожила до этого дня. Знаю, что что-то я напишу, может быть лучше, а может быть и худшие, чем звучат сейчас в моей голове и я даже не знаю для чего. Всё равно, это важно, а может интересно лишь мне, одному.

Плов в этот четверг получился у Миши просто великолепный и пока я работал, в животе было тепло, предложения выходили складно, а большой воображаемый дом я населял призраками моей семьи и был я там не один.

Tel-Aviv 2019