Началось всё с порядка, традиционного
еврейского порядка, который наводит дважды в год, даже самая ленивая хозяйка -
Песах и Рош-ха-Шана или Пасха и Новый Год. Какую-то светлую голову в нашей
компании озарило, что надо бы навести порядок на работе и самое очевидное, это
стало наведение порядка в окружающем рабочем пространстве. Результатом этого
стали магазинные тележки вывозившие из здания тонны бесценной макулатуры, весом
в пару десятков Библиотек приключений и фантастики, если перевести в эквивалент
моего пионерского детства. Сотни сувениров, которыми одаривают сотрудники
одного предприятия другое и которые прочно оседают в углах комнат, кабинетов,
наслаиваясь друг на друга и образуя своеобразный такой вот сувенирный слой -
предмет изучения будущих поколений археологов, которым будет работа отделить
мусор бумажного делопроизводства от цифрового спама, пришедшего на смену.
И десятки, и сотни всевозможных кляссеров,
папок, скоро и медленно сшивателей, вывозимых вспотевшими работниками
хозяйственного отдела, которым и пришла пора отдуваться за весь этот кипеш.
Лица хозяйственников выражали столько же энтузиазма, как их далёких предков, во
время работы в "Египет-пирамида-строй" и двигали они тележки с
папками с тем же рвением, что евреи поднимали камни на верх пирамида,
увековечивая то ли очередного фараона, ушедшего в загробный мир, то ли
генерального секретаря, дух, которого улетела достраивать коммунизм в Раю. Душа
же моя, при виде всего этого бедлама была в состоянии смятения, и я только
представлял себе, что получи это всё добро, лет сорок назад в советском
канцелярском магазине, в эпоху брежневского дефицита, то выстроилась бы очередь
до думаю, что от магазина "Школяр", что был напротив Кафедрального
собора во Львове до площади Рынок.
Сейчас же, в эпоху очередных войн и всеобщей
дигитализации или оцифрованности, сотрудники мои таскали папки, бумагу,
распределяли, что должно пойти в переработку. Не выдержав этого уничтожения
моих канцелярских идеалов, я выдернул три, практически новые папки и забрал
себе. Дома давно накопились старые документы и фотографии, большого размера,
которые надо было распределить, но как-то руки не доходили не у меня, ни у
покойной мамы и они лежали в кульках и стопках.
Всё равно пойдут в мусор, а тут будет хоть
какое-то применение, с пользой - утешил я себя, тем более есть заповедь, что
надо быть бережливым по отношению к вещам.
После работы приехал домой и пока не пропал
энтузиазм, достал из тумбочек, с полочек фотографии, выкинул кульки и начал
расскладывать фотографии в папку, и незаметно это перешло в упорядочивание моей
жизни.
Дедушка Вэлф (Владимир) Маркович Фурер и Дора
(Дарья) Львовна Уманская, получившая свою фамилию от города Умани, в котором
она родилась и сбежала оттуда. По-русски, в отличии от идиша, не умела ни
читать, не писать. Молодые, точнее в моём возрасте, стоят на стометровке,
аллее, где был расположен памятник польскому королю Собесскому. Бабушка в
полушубке и полуботинках, дедушка в сапогах, элегантном пальто и шляпа федора.
Я их такими уже не помню, почему-то в моей памяти, они всегда глубокие старики,
как положено бабушке и дедушке, а на фото мои сверстники. Подтянутые, стройные,
ну по тем меркам, когда не знали про фитнесс и приседания. Снег под ногами, а
за их спинами здание Пражского банка.
Папа и мама на огромных фотографиях, где,
по-моему, они гораздо моложе меня нынешнего. В львовском цирке, на
представлении наикрутейшего советского иллюзиониста Эмиля Кио. Трюки там были с
картами, распиливание женщины в ящике, ну и исчезание акробатки из клетки и
появлении там льва. За давностью лет, не припомню, что там было, то ли лев
исчезал и появлялась акробатка, то ли акробатка превращалась в льва.
Вообще, это не важно, а важно, что одним из
трюков было - мгновенная фотография. Ассистент иллюзиониста ходил по залу, шёл
за кулисы и через пару минут возвращался с фото, которое продавал зрителям. По
тем временам - чудо чудное, а по нашим и качество фото не очень и ракурс, но
есть в этих фотографиях душа. Сейчас такой трюк может повторить практически
любой, а тогда .... Иллюзионист, причём с большой буквы, сам Кио. С львовским
цирком вообще много чего связано, дед там проработал много лет и мама пару
сезонов. Дедушка Велф был портным, мама работала кассиршей, потому что было
удобно - четырёхчасовой рабочий день, а новогоднюю ёлку я видел минимум раз
пять, за зиму и знал наизусть, что произойдёт. Часто дед меня брал за кулисы и
видел огромных и печальных слонов, страшных тигров, которые мне тогда казались,
за кулисами очень грустными. Не отставали за ними и артисты, блестящие и
улыбающиеся на манеже, что вообще странно - народ в СССР мало улыбался, а в
цирке всё просто было заполнено какой-то атмосферой безудержного веселья. За
кулисами все артисты, которых я встречал, были грустными и очень угрюмыми,
многие пили, злобно, безудержно, пили и били жён, били и пили. За кулисами
стоял запах и людского пота и звериный, который никогда не чувствовался с
арены. Ребёнком, я не мог понять, что весёлые и улыбающиеся люди на арене и
угрюмые, пахнущие человеческим и звериным потом, перегаром, одни и те же.
Впрочем, и в более поздние годы, я оставался наивен в отношении людей. Всё
имеют свою изнанку, в том числе и сцена, а пили... мало кто тогда не пил в
СССР, а агрессию топили в водке, доступной и дешёвой. Ладно пора и этим фото на
своё место.
Прадедушка Лев и прабабушка Сара Малка, на
двоих шестнадцати детей. О прадедушке знаю, что счастливо избежал петлюровских
погромов и гражданской войны и даже приобрёл станок, который печатал деньги,
правда деньги быстро кончились то ли в этом станке, то ли в машине. Из его
детей спаслись единицы, в годы уже второй мировой войны, а большинство умерли
страшной смертью. Иногда я думаю, что бы было, будь у меня большая семья и как
сложились бы мои отношения с ними?
Эта мысль всегда приходит мне в голову, когда
мои коллеги из семьи сефардских евреев напряжённо морщат лбы, поскольку в этом
месяце нужно прийти на пару семейных торжества многочисленным тётям и дядям,
племянникам, сёстрам и братьям и тяжело вздыхают, понимая какую пробоину в
семейном бюджете вызывают эти семейные посиделки. Я, к несчастью или счастью,
таких вот проблем давно лишён и только думаю, а сколько и какие бы были у меня
родственники, если бы не война и нацисты?
Большой портрет деда Фимы, со стороны отца -
мрачный взгляд, строй костюм, плотно сжатые губы. Совсем человек без чувства
юмора, хотя мой отец вспоминал его, как хохмача. Вспоминал, как в 60-ые, взял
круиз теплоходе "Грузия", вместе с родителями и через два дня весь
корабль знал про деда Фиму, Хаима. Утверждал, что у меня много общих черт с
дедом, особенно юмор. Смотрю на фото, какой-то он мрачный и этот костюм, хотя
кто бы говорил? Можно подумать, что я веселюсь часто. Такое же, строгое фото, с
поджатыми губами у бабы Мае, матери отца. Взгляд просто стальной, впрочем, есть
от чего - двое детей её умерли в Казахстане от голода, во время войны, а моего
отца ужасно избили, когда он воровал хлеб, будучи голодным. С тех пор, когда
меня спрашивают, считается ли воровство пищи воровством, то я отвечаю нет. Один
раз погорел из-за этого на собеседовании на работу, впрочем, об этом я и не
жалею. Моё отношение к родителям я перенял у отца - практически каждый день он
заезжал за мной, мы ставили машину в гараж, а потом он проведывал папу и маму.
Вдень, когда умерла бабушка Мая, я помню была
ночь - зазвонил телефон в комнате родителей, а потом папа пришёл в мою комнату,
уткнулся мне в колени и плакал, как ребёнок, а я лежал и боялся пошевелится, не
понимая, что могло уже такого произойти, чтобы мой большой и сильный папа
заплакал.
А вот дошли руки до фотографий папы и Богдана
Р. Отец в дублёнке, тот в новомодной куртке-дутике, норковых шапках - цветное
фото напротив фонтана, возле Дома Книги. Ох, хорошие были годы и покойные отец
с Бодей, поднимали хорошие деньги, тратили их с шиком и весельем. Я в те годы
стал обладателем двух видеомагнитофонов "Фишер" и занимался
переписыванием кассет, достойный бизнес конца 80-ых для подростка. Богдан
погорел на молодой жене, с которой поехал в Польшу, одним из первых став
обладателем "Карты поляка", но бизнес у него там не пошёл, молодая
жена оставила, а дальше он поехал в Германию, где умер, упав на работе,
какой-то стройке. Но на фото они оба, молодцеватые и гонористые львовские паны.
Без Богдана не поймёшь, как я подхожу к последним фотографиям, которые
раскладываю в конверты. На голове моего отца хасидская ермолка. Ну вообще-то
она, не очень-то и хасидская и имеет свою историю. Выпивая как-то у Богдана и
смотря по видео крутейший боевик "Рембо", с молодым Сталлоне, отец
обнаружил, что за окном валит снег. Ангел отвечающий во Львове за погоду,
обладает изрядным чувством юмора и может снег заменить дождём, а того жарой, в
течение нескольких часов. Тут допившись до того, что стало неинтересным
бросание об пол посуды, которую Бодя достал на базе и заявил, что она
небьющаяся, причём слова небьющаяся, как сейчас помню, он смог выговорить с
третьего, если не с четвёртого раза, короче отец понимает, что меня надо
отвести домой, а шапки у него нет. Верный друг Богдан предложил свою норковую,
но отец не захотел одалживать и тут из шкафа выпадает какой-то белый вязанный
пирожок. Оказывается, что этот пирожок, продукт обучения вязки то ли Богдана
жены, то ли тёщи и отец, надевает себе на голову эту вязанную шапочку. С тех
пор, практически до конца жизни, он всегда был в этой шапочке, не важно куда
собирался или ехал. Она мне казалось какой-то несерьёзной, смешной и нелепой,
пока пару недель назад, я не увидел подобную белую кипу на одном хабаднике и
спустя три десятка лет и множества событий, я вдруг осознал, что-отец-то мой
носил еврейскую ермолку, последние годы жизни. Вот такая-то композиция и
понимание, произошло в моей голове спустя много лет. Сейчас не спросишь отца,
что он думал, когда одевал эту белую вязанную шапочку, но знаю, что отец был
верующим евреем, насколько это позволяло наше окружение в Украине. И вот на
всех фотографиях он - фото с Сашей Бородой и его сыном Аркадием, оба покойные. Аркаша, бедняга умер совсем молодым - в ДТП,
его сбили, когда она менял колесо. Сбил его армейский офицер, который чего-то
зазевался на пустой дороге или не заметил, но не был он не пьяным, ни под
действием наркотиков. В Израиле, если внезапная смерть, то как правило
подразумевают теракт или войну, а вот так... Саша умирал долго, диабет, но всё
равно намного лет пережил своего сына. И чего я всё о мёртвых, да о мёртвых? Ещё
какие-то фото, за столом, отец в свитере и вязанной ермолке, ещё какие-то фото
с дачи...
Хочется многое спросить, узнать, но мне уже
не у кого, только на фото еврей в ермолке, смотрит мне в объектив и улыбается. Это
мой папа и сейчас мы ровесники, а значит есть шанс, что я сейчас начинаю думать
и ощущать тоже самое. Видимо, поэтому, осознав какую-то, бренность этого мира,
я накладываю тфилин и читаю "Шма...". Мне всё же хорошо, что живя уже
не во Львове, а в Израиле, я как-то могу спокойно быть евреем, настоящим
евреем, каким видимо и стремился быть мой отец, но не мог себе этого позволить
в галуте. Смотрю на альбом и думаю, что наводил я не порядок с документами и
фотографиями, а наводил порядок себе в душе, такой вот пасхальный седер, что не
в пример сложнее.
Amishav 5782
Комментариев нет:
Отправить комментарий